Двойной перегон самогона поэтапно. Как второй раз перегнать самогон? Повторная перегонка самогона

ВЫГОН СКОТА
первый весенний выгон скота у русских крестьян считался трудовым праздником. Производился он повсеместно на Егорьев день - 23 апреля: св. Георгия считали покровителем скота. После молебна и освящения стада перед храмом скот гнали в поле ветками, сохраненными от Вербного воскресенья. Молебен мог совершаться у часовни, куда сгоняли скот, или просто в поле. В Рязанской губ. (Зарайский у.), напр., по свидетельству очевидца, первый выгон происходил таким образом: «23 апреля, в день св. Георгия, когда лист на березе должен быть в полушку, в первый раз выгоняется скот в поле. Во многих местах принято за правило в этот день призывать священника, чтобы отслужить молебен с водосвятием. С восхождением солнца сгоняется все стадо к часовне на выгон. Всякая хозяйка сгоняет свою корову вербой, которую нарочно для этого сберегает у образов с заутрени Вербного воскресенья. У часовни служится молебен, и когда воду освятят, то прогоняют все стадо мимо священника, и батюшка, стоя у околицы, окропляет проходящий мимо него скот святою водою». Пастухов «потчевали пирогами, кашею и яйцами».
Обряд первого выгона скота мог совершаться отдельными хозяевами у себя на дворе: хозяин брал в руки образ, а хозяйка - горшочек с горячими углями и ладаном и три раза обходили свою скотину (сведения из Новоторжского у. Тверской губ.). Празднование в той или иной форме Егорьева дня было распространено по всей территории расселения русских.
В некоторых местах день «Егорья храбраго» считался конским праздником. В Даньковском у. Рязанской губ., например, в этот день «делали коня». Четыре парня клали себе на плечи две крепкие жерди. Один из парней держал на вилах конский череп или конскую голову, убранную бубенчиками и кусочками цветных тряпок. Сзади концы жердей связывались веревкой. К веревке прикрепляли хвост, сделанный из вымоченной в воде конопли. Жерди обматывали сеном и грубой тканью из конопли. На жерди забирался верхом мальчик, чаще всего пастушонок. Он должен был уметь хорошо играть на жалейке.
«Конь» в сопровождении зрителей обходил всю деревню под звуки жалейки. Затем компания направлялась в соседнюю деревню. Там, завидев издали шествие, снаряжали как можно скорее своего «коня». На выгоне перед деревней происходил «бой» двух «коней». Парни, подражая лошадиному ржанью, бросались друг на друга, пока один из «коней» не разваливался. Иногда после этого водили «круги» («курагоды»), причем один из парней изображал коня.
В местах развитого овцеводства при завершении выпаса отмечался «овечий праздник» - овчар. Его приурочивали ко дню Анастасии (29 октября), слывшей покровительницей овец. Праздник начинался на заре. Главными исполнителями и героями дня были пастухи. Они играли на рожках, пели песни, поздравляли хозяев овечьих стад с благополучным окончанием выпаса. В этот день производились последние расчеты с пастухами. Пение и пляски продолжались до вечера, затем за праздничным угощением велись разговоры на тему дня: о ценах на шерсть и задатках скупщиков. К посл. четверти XVIII в. «овечий праздник» в развернутом варианте в Рязанской, Владимирской и др. губ. встречался уже чаще в рассказах, чем в реальности, но местами сохранился и позднее. Бытовали в XIX в. народные прозвища святых этого дня: Авраамий овчар, Анастасия овечница. Пастухи овец (овчары) обращались к ним с молитвами.
М.М. Громыко

Источник: Энциклопедия "Русская цивилизация"

Смотреть что такое "ВЫГОН СКОТА" в других словарях:

ВЫГОН, выгона, муж. (с. х.). 1. только ед. Действие по гл. выгонять в 1 знач. Выгон скота в поле. 2. Пастбище, участок земли, где пасется скот. Общественный выгон. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова

Выгон многозначный термин: Выгон земельный участок c кормовыми травами, используемый как пастбище для скота. Населённые пункты Россия Выгон деревня в Должанском районе Орловской области. Выгон деревня в Залегощенском районе Орловской области.… … Википедия

Участок с подножным кормом для пастьбы скота … Большой Энциклопедический словарь

У этого термина существуют и другие значения, см. Выгон (значения). Выгон земельный участок, покрытый растущими на нем различными кормовыми травами, используемый как пастбище для скота. Как правило, земля там имеет невысокую урожайность.… … Википедия

Пастовник (Полт. губ.) земельный участок, покрытый растущими на нем разного рода кормовыми травами, большею частью злаковыми, предназначенный для подножного корма домашних животных, а иногда преимущественно только для прогулки молодого скота.… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

А; м. Место, где пасётся скот; пастбище. Стадо на выгоне. * * * выгон участок с подножным кормом для пастьбы скота. * * * ВЫГОН ВЫГОН, участок с подножным кормом для пастьбы скота … Энциклопедический словарь

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

При общинном строе землевладения и землепользования общинники имели право пасти свой скот: 1) на всех землях, принадлежавших общине и не отведенных отдельным лицам во временное пользование; 2) на участках, отведенных отдельным членам общины,… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Место для пастбищного содержания скота; в узком смысле место для прогулки скота. Выгонное содержание скота кормление скота преим. на пастбище, с некоторым лишь подкормом в стойлах. См. Пастбище, Пастбищное содержание и Моцион … Сельскохозяйственный словарь-справочник

Г. Замчалов

Первый выгон

Государственное издательство
1929

Гришка, Гришка! Ах ты, чтоб тебя. Спит-то, как убитый. Вставай! Гришка проснулся и долго не мог понять, где он и зачем его будят. Была еще ночь. Кругом него все было новое, чужое и совсем непохожее на то, как у них дома. Изба большая, на стене жестяная лампа, ж какой у них сроду и не было. В углу небольшая трубочка, а печи вовсе нет. Вдобавок над ним склонилась какая-то старуха и тормошит его. Да еще смеется -- страшно этак. "Уж не ведьма ли?" -- подумал он. -- Ты что глазенки-то таращишь, аль не проснулся еще. Вставай, итти надо. -- Куда итти? -- А на выгон-то -- забыл уж? Теперь ведь ты подпаском у нас. -- Ты кто, Семкина бабушка? -- Ну да, бабушка, а то кто же. -- А я думал...

Тут уж Гришка сразу все вспомнил: как его мать наняла на все лето к Семкину отцу, Егору телят пасти, и как вчера Семка пришел за ним, чтобы ночевать у них, а утром всем вместе итти на выгон. Он вскочил на ноги и стал искать одежу. Вместо его рваных сапог рядом с ним лежали новенькие лапти с белыми онучами. Насчет другого старуха сейчас же обнадежила: -- Рубаху тебе новую справим, портки -- гоголем будешь у нас ходить. Со двора вошли Егор, Семка и дед. У всех у них было по кнуту, а у Семки за спиной еще висела сумка. Гришке тоже дали кнут и сумку с хлебом. Немного обидно было, что кнут дали хоть и большой, но мочальный, У Егора кнут был ременный круглый, как уж. Но и тут Егор успокоил: -- Вот попасем немного, телята привыкнут, тогда вы одни будете пасти, с Семкой. Я тогда свой кнут отдам тебе. Старуха принесла молока. Все сели, позавтракали. Потом дед встал, надел шапку и важно так сказал: -- Ну, в час добрый!-- и пошел из избы. За ним пошли и все остальные. Когда пришли на выгон, стало уже светать. На большой выгонной площади в разных местах кучами стояли бабы с козами, свиньями, телятами и овцами. От непривычки и страха скотина выла, металась. Больше всех делали шум свиньи. Они визжали так, как будто их всех на убой привели. Поместили их почему-то посредине площади. Бабы стояли вокруг них кольцом, растопырив руки и ноги и подолами старались удержать всех в куче. Большие свиньи еще ничего. Они хоть и визжали, но стояли на месте. А вот с поросятами никакого сладу не было. Они ухитрялись проскакивать у баб между ног. Прошмыгнет, согнется ежиком и бежать! Сам бежит, а сам, как на скрипке: уи-и-и, уи-и-и, уи-и-и. Баба за ним вприпрыжку: -- Куда те нечистый? Ах ты, леший, заразы на-тебя нету... Догонит, прутом отстегает, притащит на место, а он, глядишь, опять утек. Телят поместили на краю, у кладбища. Их приперли к высокому плетню, а по другую сторону стали бабы -- так, что им некуда было бежать. Они тоже никак не могли свыкнуться с шумом, с новым местом и с тем, что их так много. Держались они как-то поврозь и будто стыдились друг дружку. Каждый раз, как приводили нового теленка, он сначала останавливался и долго рассматривал толпу незнакомых, чужих телят. Потом начинал жалобно реветь и поворачивал назад. Его пихали и били хворостиной, пока он не становился вместе с другими.

С богатых дворов пригоняли сразу штук по пяти, по десяти. Эти держались отдельными кучками, жались друг к другу, лизались. Пастухов бабы встретили радостными криками, жалобами: -- Возьмите вы их от нас, христа ради. Все руки отмотали, окаянные. Среди баб Гришка увидал свою мать. Она подошла к нему и спросила: -- Сыночек, поди озяб-то ты как? Было свежо. У Гришки посинели руки. Коротыш на плече распоролся, и под него залезал холод. -- Нет, мама, я даже разденусь. А то жарко очень. -- Что ты, что ты,-- перепугалась мать.-- Какая тут жара. Разве можно? Долго ли простудиться. Она еще плотнее запахнула полы коротыша. Потом оглянулась, вынула какой-то сверточек и украдкой сунула ему в карман. Егор заметил это и тоже подошел. -- Тетка Марья, зачем это ты? Что у нас своего, что ли, не хватит? Небось, голодный не будет. -- Это я так, пирожок ему. Пускай посластится. -- Да ты никак плачешь? -- Ну, что это я буду плакать. Так, козявка в глаз попала, Гришка дождался, когда Егор ушел, и со злостью сказал: -- Уйди ты, мамка, отсюда. Тут дела: надо за телятами глядеть, а ты начнешь опять. Мать поправила у него сзади сумку, еще раз одернула полы коротыша и отошла, а он побегал на другой конец стада. Со всех концов прибывали все новые и новые телята. Иные шли сами -- спокойно, понурив голову. Другие ревели и упирались. Их тащили силком или подталкивали сзади коленкой. Теперь, когда стало совсем светло, вместе с бабами телят пригоняли девчата и мальчишки. Среди них Гришка уже заметил двух -- трех своих товарищей. Он старался не глядеть на них и важно расхаживал взад-вперед с длинным кнутом через плечо. Один теленок вырвался у бабы, отбежал немного и стал, не зная -- что же ему делать дальше? Егор велел поймать его. Но когда Гришка стал подходить к нему, он вдруг взыграл: покрутил головой, вскинул вверх задние ноги, а потом изогнулся боком и -- легонько этак, как на пружине, скок в сторону. Гришка пустился бегом, теленок тоже прибавил ходу. На перерез ему откуда-то выскочил Серега, самый лучший Гришкин товарищ. Но Гришка закричал на него: -- Не трогай, я сам. Однако самому ему пришлось помучиться. Теленок оказался до того шустрым на ноги, что к нему никак нельзя было подойти. Только уж у самой церкви удалось загнать его в угол и поймать. Гришка обмотал вокруг его шеи кнут и поволок обратно на площадь. Там уже остались только козы да телята. Телят набралось большущее стадо, они растянулись вдоль всего кладбища. Егор подошел немного -- не приведут ли еще, потом громко, на всю площадь крикнул: -- Тро-о-гай! И стадо двинулось узким проходом между гумен в поле. Бабы пошли проводить его до околицы, чтобы помочь пастухам выгнать из села. Гришка видел, что мать его тоже пошла. Он делал вид, что не замечает ее, а сам думал: "И чего надо человеку, неизвестно. Делать, что ли нечего? Только мешает."

Проход был отгорожен от гумен стареньким плетнем. Гришку с Семкой послали в самые, говорят, боевые места: по бокам, смотреть, чтобы телята не убежали на гумна. Им сначала смешно показалось: чего же там трудного! Подойдут к дыре, ну, взял да и отогнал. На то и кнуты даны длинные. На деле вышло совсем не так. Телята, как только находили в плетне дыру, бросались в нее кучей, застревали, давили друг друга. Которые протискивались, те норовили через гумно удрать дальше. Надо было бежать наперерез, заворачивать. А там, не успеешь завернуть этих, на другом конце, глядишь, нашлась новая дыра. Гришка носился по гумнам, перескакивал через плетни, кричал, размахивал кнутом. Рубаха у него замокла. Сумка с хлебом неловко болталась и била по спине. Сильно захотелось пить, но баклажка с водой была у Егора, а он шел далеко сзади. Некогда было добежать к нему. Семка на своем боку не доглядел и упустил сразу штук десять. К нему на помощь побежали бабы. Вместе с ними он насилу завернул и пригнал телят обратно. Егор увидал это и закричал на него: -- Я вот те рот-то разину, сопляк; не выспался? "Хоть бы у меня не убежали" -- подумал Гришка и еще усерднее стал носиться из конца в конец. Проход кончился. Осталось позади последнее гумно с кривой ригой и кучей гнилого черного сена. Телята вышли на свежую траву и остановились. Большие принялись щипать ее, а малыши, глядя на них, тоже затихли. Гришка взял у Егора баклажку и долго не мог от нее оторваться -- так у него пересохло горло. Бабы стали расходиться. Гришка, чтобы не прощаться с матерью, убежал в самый далекий конец стада и спрятался за телят. Оттуда ему видно было, как мать искала его глазами, оглядывалась и ждала. Потом она повернулась и тихонько пошла домой. Из-за черной полосы леса взошло большое солнце, и стало от него светло и весело. Потные полоски на щеках у Гришки высохли. Он смотрел на телят и удивлялся. Только что они были, как бешеные собаки -- упрямые и беспонятные. А теперь едят себе траву и смирненько похаживают почти на одном месте. Недалеко от Гришки стоял и облизывался розовым, еще молочным языком маленький бычок --красный, на лбу лысина. Шерсть у него была мягкая, пушистая. От языка на ней остались лощеные взлизы. Гришка взгляделся и узнал в нем теленка, которого ловил на площади. Сейчас он тоже был непохож на себя: такой маленький, беспомощный. Даже не верилось, что он мог так сильно бегать. Гришке захотелось сделать ему что нибудь хорошее. Он вынул из сумки кусок ржаного хлеба и поманил его. Бычок обернулся, посмотрел, даже потянулся вперед мордой, но подойти не решился. Гришка еще ласковее принялся уговаривать его и попробовал сам подойти. Бычок попятился назад. -- Огрею вот кнутом, так будешь знать,-- осерчал Гришка.-- Тебе добра хотят, а ты нос воротишь. Но тут ему пришло в голову начать поновому. Он сложил руки трубой, приставил ко рту, надулся изо всех сил и рявкнул по коровьему: ммо-а-а! Теленок насторожился, поднял уши, потом стал часто-часто облизываться и чего-то искать глазами -- должно быть, мать. И не заметил, как Гришка подошел к нему и начал осторожно поглаживать по спине. Он даже сам прижался к Гришкиному животу и закрыл глаза. Немного погодя, он тихонько, как будто во сне, промычал: "м-му-у" и поддал Гришке головой под живот. Гришку разбирал смех, но он боялся засмеяться громко, чтобы не отпугнуть теленка. Он ласково гладил, его и совсем забыл, что на свете существуют еще другие телята, целое стадо, и что за ними надо смотреть. Где-то далеко он слышал какие то крики, потом тяжелые, быстрые шаги. Вот как будто его позвали. А, может, это так, показалось. Вдруг почти рядом с ним Егор закричал: -- Гришка, Гришка! Ах ты, шут те возьми, заснул, что ли? Телята бегут, гнать надо, а ты спишь. -- Я не сплю. Тут вот бычок один... -- Да что бычок! Беги вон скорей, заворачивай. Гришка побежал, прилаживая на ходу сумку, а бычка Егор сильно ударил кнутом. Он жалобно заревел и побежал к стаду.

Телят, чтобы они не чуяли дома, угнали далеко в поле. Здесь они сперва было принялись есть траву, но потом бросили и опять забегали, заметались, как бешеные. По одному, по два и целыми кучами отделялись они от стада и бежали, непонятно куда и зачем. Гришка с Семкой опять что было мочи бегали, кричали, заворачивали. Им доставалось больше всех. Старшие хоть и бегали тоже, но не так. Они все время держались около стада. А куда подальше -- посылали маленьких. Незаметно для себя, без всякой науки, Гришка начал, как старый заправский пастух, "разговаривать" со скотиной. -- Куда, куда? Ишь тебе нейдется добром-то,-- говорил он, если, теленок сворачивал в сторону. Если же телята успевали отбежать далеко, он гнался за ними и на бегу кричал не своим голосом: -- Куда вас дьявол?! Сто-ой, проклятые, сдохнуть бы вам на месте. День показался ему длинным длинным -- годом целым. С утра, пока еще не устал, он мог иногда смеяться: -- Как куча гороха,-- сказал он раз Семке.-- На одном боку подберешь, с другого сыплется. Но уж к обеду он так устал, что совсем не мог думать. Головы у него будто не было. Ноги сами собой носились по полю и заворачивали. Вначале ему хотелось есть, и он часто поглядывал на солнце -- скоро ли обед. Потом и это прошло. Когда его позвали обедать он сказал, что не хочет. Егор подошел к нему, спросил: -- Что, запарился? -- Нет, ничего. Только в ногах больно шумит, а так ничего. -- Какой там ничего. Я вот поменьше тебя бегал, да и то чуть язык не высунул. Ну это они спервачка так балуют, а потом перестанут. Тогда легче будет. Вечером, когда уже гнали домой, Гришка еле-еле передвигал ноги. Голос у него охрип, лицо было покрыто пылью, на щеках затвердели черные полосы пыли и пота. Он шел за стадом и думал, что хорошо бы вон там, в сторонке, лечь на траву и заснуть. Наконец, телят пригнали в село. Прошли с ними с одного конца до другого, пока их не разобрали бабы -- и вернулись домой. Гришка увидел во дворе телегу с соломой, залез на нее и прямо в одежде повалился спать. Только сумку снял. Он забыл даже, что в кармане у него, с утра еще, лежит материн пирог. Пирог был хороший, вкусный, с капустой и яйцами. Теперь он раздавился и вымазал карман, но Гришка не почуял этого. Старуха хватилась его, нашла в телеге и стала будить, звать ужинать. Он открыл глаза, хотел вспомнить, где он видел эту старуху, и уснул окончательно. Под утро ему приснился сон. Его поставили смотреть за тестом, чтобы не ушло из квашни. Квашня здоровенная и теста в ней, как на маланьину свадьбу -- на сто человек. Стоит он и видит, что тесто поднялось до краев, сейчас вываливаться начнет. Надо сказать кому-то, а дверь заперта. Кинулся в окно -- ни одного окна нет. Изба большая, а без окон. Что ты будешь делать? А упустить никак нельзя. Попробовал задержать руками -- куда там! В одном месте придавит -- в другом прет еще того пуще. Мучился, мучился он так, наконец, придумал: залез на квашню и прямо пузом лег на тесто. А тому только и надо было. Только Гришка лег на него, оно сорвалось и понесло его вверх, все выше, выше под самые облака. Посмотрел он вниз, а под ним уж ничего не видно. Тесто аж пыхтит, а само несется вверх. И вдруг ка-а-к швырнет его с себя... У него и дух вылетел... Очухался -- ничего, живой. Лежит на соломе, а над ним настоящие звезды...

Жизнь русских людей в далеком прошлом состояла из череды будней и праздников. Будни - это время, наполненное тяжелым крестьянским трудом и заботами, «уныло однообразная

с бесхитростными радостями и скорбями». Будням противопоставлялись праздники, самые древние из которых были связанны с земледельческим календарем. К таким праздникам относился Егорьев день.

Егорьев день (Егорий, Егорий храбрый, Юрий зеленый, Юрьев день) - народное название двух церковных православных праздников, дней памяти святого великомученика Георгия Победоносца. В русской народной традиции Георгий Победоносец считался одним из главных святых.

В народе говорили: "На Руси два Егория: один холодный, другой голодный". Первый - Егорий Вешний ("Летний", "Теплый", "Голодный") - отмечали 23 апреля/6 мая. Второй - Егорий Осенний, Егорий Зимний, Егорий Холодный праздновался 26 ноября/9 декабря

В представлениях простого народа святой Егорий был олицетворением созидающих сил природы, символом весеннего очищения и обновления природы. Русские крестьяне говорили, что вместе с Егорием на землю приходит весна: «Егорий на порог весну приволок», «Не бывать весне на Святой Руси без Егория». Счи­талось, что он «открывал» землю, давал плодородие полям, защищал скот.

С Егория начинается сев яровых. «На Егория мороз – будет просо и овес», «На Егория дождь – будет скоту легкий год, а гречи нерод (неурожай)», – говорили земледельцы. С Георгия начинают сеять корнеплоды – свеклу, морковь.

Святой Егорий считался покровителем диких зверей и хранителем домашнего скота. В распространенных легендах святой Георгий охраняет домашний скот, помогает пастухам или наказывает их за провинности и нерадивость. Поэтому для Егорьева дня особенно характерны обрядовые действия, направленные на защиту домашних животных.

Весенний Егорий был днем первого выгона скота в поле. После почти двухсот дней стойлового содержания торжественный первый выгон скота в поле приобретал торжественную и ритуальную окраску.

В народном сознании прочно укрепилось, что первый раз выгонять скотину в поле надо обязательно на Егория. Крестьянское поверье гласило, что в этот день святой Георгий сам пасет скот.

Обряд первого выгона совершался для сохранности скота, получения хорошего приплода и состоял из нескольких этапов:

· обход скота хозяевами во дворе,

· ритуальное кормление скота,

· выгон скотины в стадо,

· обход стада пастухом,

· одаривание пастуха и трапеза пастухов и хозяев на выгоне.

Накануне Егорьева дня крестьяне не работали, «чтобы волк овец не поел». Выгон скота совершался торжественно с соблюдением многочисленных правил.

Обряд начинался обходом на дворе – он совершался молча или с произнесением каких-либо заговоров или слов с просьбой Святому Егорию сохранить скотину.

Повсеместно существовал обычай ритуального кормления скота перед выгоном особым хлебом, испеченным в Чистый четверг. Хлеб обеспечивал приплод, силу и здоровье. Хлеб, скармливавшийся скоту, имел разную форму и название.

Обычаи западных уездов Московской губернии, конечно, имели региональную окраску, но не сильно отличались по сути.

Так, в Волоколамском уезде , хозяин каждой избы выворачивал шубу, надевал ее поверх шерстью, брал образ святого Георгия и блюдо с мукою, в него клали яйцо и ставили восковую свечу. С этим он обходил свою скотину, выгнанную из хлевов во двор в кучу. После этого образ и блюдо ставилось над воротами на неделю.

Скотину со двора выгонял сначала сборщик – за ним и все крестьяне. Когда стадо собиралось, сборщик обходил его с мирскою иконой – икону потом передавал пастуху. Скотину в поле гнали вербою. Пригнавши, вербу втыкали каждый на своей полосе. Стадо в поле бывало недолго, ибо кормы еще худы. Пастуха дарили лепешками и яйцами

В Рузском уезде в 1851 году так проходил первый выгон скота.

В Егорьев день после обедни священника приглашали на выгон, там совершалось водоосвящение. Поутру пастух, играя на рожке, проходил по деревне, и вдовы, которые пользовались уважением и слыли благочестивыми, выгоняли скотину вербою. По окончании молебна пастух брал образ и обходил три раза все стадо. Наконец скот гнался в поле; его сопровождали крестьяне обоих полов. Пришедши в поле, каждая крестьянка ставила вербу в рожь на своей полосе и молилась Богу. С поля возвращались в деревню, наделивши пастуха хлебом, яйцами, лепешками с творогом.

Первый выгон скота. Руза. 1904. Из фондов Рузского краеведческого музея

А вот как проходил Егорьев день в Рузе в середине прошлого ХХ века.

Перед первым выгоном. Смоленская область, 1980-е

В 60-х годах прошлого века в Рузском районе редкая семья не имела скотину, поэтому обычаи Егорьева дня еще хранятся в памяти старожилов. Ритуальный хлеб тогда не пекли, но обязательно припасали отдельную буханку для выгона, нарезали на ломти и присаливали. На землю перед воротами клали коромысло или кочергу, чтобы корова переступила через нее.

Хозяин ведет корову в стадо, в его руке ветка вербы. Смоленская область 1980-е

На веревке хозяйка вела до стада, с веткой вербы. Отпустив в стадо, крестила троекратно и сама направлялась к собранию на краю поля.

Считалось, что на Егорьев день надо обязательно выгонять на пастбище скот, даже если холодно и местами лежит снег, иначе корову невозможно будет «приговорить к стаду». Даже если, в зависимости от погодных условий, скот выгоняли до или после праздника, ритуал соблюдался.

В первый день выгона скота пастухи играли особую роль. Выгнав стадо за деревню, пастух обходил его трижды, как бы накладывал оберег скота от нападения зверей. Пастухов в этот день надо было обязательно отблагодарить, почествовать.

Хозяйки, празднично одетые, с узелками с провизией в руках, отправлялись вместе со стадом в поле на выгон. Пастуха одаривали яйцами, пирогами, мясом, сладостями, выпивкой и деньгами. Пастух часто выставлял на выгоне две корзины, куда полагалось складывать приношения. Снедью и выпивкой, принесенными с собой, женщины также угощали друг друга после обхода. С одной стороны, хозяева хотели подарками расположить пастуха к себе и к своей скотине, а с другой - дары должны были иметь магическое значение - сохранить скотину, получить приплод от нее.

Таким образом, обычаи и обряды Егорьева дня были очень значимы для крестьян. И яркий пример тому – первый после зимы выгон скота, который превращался в народный праздник с охранными, оберегающими ритуальными действиями.

ЛИТЕРАТУРА

Волков Н. Н. Описание Рузского уезда Московской губернии / /Московские Губернские Ведомости. 1851,

Егорий Вешний /Коринфский А.А. Народная Русь.- Смоленск: Русич, 1995. Сс.233-242.

Егорьев день/ Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря.- СПб.: Искусство СПБ, 2001.СС.151-160

Егорьев день , глава в кн. Шмелев И. Лето Господне

Праздники в Рузском уезде в 1851 году //Фольклорные сокровища московской земли. Т.1. Обряды и обрядовый фольклор/ сост. Вступит.ст., комм., указатель и словари Т.М. Ананичевой, Е.А. Самоделовой.- М.:Наследие, 1997.-424с.

Еще по теме ПРАЗДНИКИ И ОБЫЧАИ РУЗСКОГО КРАЯ

БАЛЛАДА О МАЛОЙ РОДИНЕ Первый выгон

Русские поэты, писатели, музыканты посвящали деревне свои произведения. Не могла деревня, тех, кто, хоть несколько дней прожил рядом с ней привычной для неё жизнью, оставить равнодушным, а если с деревней связано твоё детство, твоя юность, то это чувство оставалось внутри тебя на всю жизнь и гибель деревни, Малой Родины, тобой воспринимается как личная трагедия. И я, хоть и не принадлежу к этой когорте нравственных авторитетов России, решил свою первую пробу пера посвятить деревне. Всему тому, что есть в нас хорошего, заложенного там, вдали, мы, последние из могикан, обязаны нашим деревням.
Трудно тогда в наше время было представить деревню без пастуха, деревенским пастухам отводилась особая роль. Как правило, занимались этим из года в год одни и те же люди, пасли они как колхозный, так и личный скот. У нас в деревне пастухи жили в соседнем доме, у них жили два племянника, мои ровесники, у которых не было ни отца, ни матери, с ними-то частенько я проводил свои летние дни, в соседних с деревней, полях и лесах. Всё лето бегали мы босиком, ноги наши становились нечувствительными ни к стерне, ни к росе. Только боялись мы змей, которыми были полны наши леса.
Весной, первый выгон был праздником, как для жителей деревни, так и для скота, особенно для тех, для кого он был первым. Многие до этого праздничного дня не доживали, особенно это касалось однолеток, коротка у многих из них была молодая жизнь. К оставшимся в живых мы привыкли ещё зимой, когда они мокрые и дрожащие появлялись на свет. Первое молоко, которое мы ждали с нетерпением, доставалось им. Были они такие маленькие, ласковые и нежные, чего даже нет у человеческих дитёнышей. Первое время жили они прямо в доме, с раннего утра раздавалось по комнате их жалобное блеянье. И мы, как только просыпались, были рядом с ними, кто ухаживал друг за другом, толи мы за ними, толи они за нами.
Поэтому в первый день выгона и мы, дети, были всегда рядом с ними, они больше тёрлись около нас, приходилось нам их прогонять к своим сородичам.
Так же рано, как и мы, приобщались они к взрослой жизни. Первое время они больше были рядом с нами, чем с матерью. Отца своего они не знали, мы тоже многие росли без отцов, погибли они нас защищая, у многих из нас не было и матерей.
Телята, козлята знакомились друг с другом, бодались неокрепшими рожками, носились по лужайкам, взбрыкивая задними ногами, а, наевшись, свежей зеленой травы, от непривычки и неумения, зеленью покрывали себе зады. Хозяева наблюдали эту картину и с любовью к своим питомцам и с горечью, тешились козлятки, не представляя своей судьбы, можно только было поучиться такому оптимизму у этой молодой поросли.
Особенно были серьезны взрослые быки, которые с пренебрежением глядели на молодежь, и искали для себя более серьёзные развлечения, оберегая подопечных коров, сердито, бья копытами землю и угрожая рогами, если придется встретиться с соперником из соседнего стада. Некоторые, особо опасны были и для человека, поднимали на рога иногда и неопытного пастуха.
Так в сопровождении хозяев проходил первый день, который заканчивался значительно раньше обычного. Скотинка возвращалась в свои привычные дворы, к которым они успели уже привыкнуть. Первый день снился им всю ночь, коротка она была у животных, как и сельский житель, отсыпались они только зимой, это те, кто пережил роковую осень.
Каждый их рабочий летний день будет заканчиваться, когда уже зайдёт солнце, мы будем встречать табун, который подымая пыль на всю улицу, будет таять с каждым домом, оставшимся позади, а в конце деревни и вовсе пропадёт в тумане (Последний дом) , опустившемся к этому времени на землю. Так будут возвращаться домой наши питомцы и кормильцы, затем звон, издаваемый струёй парного молока о дойницу, заполнит всю улицу, а мы получим свою кружку долгожданного парного молока.
В деревне был обычай кроме оплаты кормить пастухов, для чего устанавливалась очередь, хозяйки по этому случаю устраивали просто праздник, на стол выставлялось всё самое лучшее, чтоб не ударить в грязь перед соседями. Бывало, пастух оставался и заночевать.
Рабочий день пастуха тяжел и труден, длиною от восхода до захода солнца, и сопряжен с ответственностью за порученный им скот, являвшийся для жителей основным подспорьем для семьи. Пастух был единственным защитником их кормильцев от волков, которых после войны было особенно много. В то время, как правило, молоко не продавали, шло оно для удовлетворения потребностей семьи.
Деревенский пастух был и поэтом и художником, встречая ранние летние утренние зори с теплым, как парное молоко, туманом. Он был и дирижером и дрессировщиком своих подопечных, приучая их быть в стаде, заботясь о том, чтоб они были сыты, выбирал для них овраги с зеленой сочной травой, заботясь о том, чтоб пополнялись запасы зелени.
На одном месте пастух табун долго не пас, давая, траве подрасти, таким образом и поддерживался в неизменном виде окружающий деревни пейзаж, табун выедал всю молодую, ненужную поросль молодняка и кустарника.
От солнечных лучей, ненастья и осенних ветров, был пастух лицом темен, кожа была приучена к укусам комаров и слепней, которые были бичом не только для него но и для его подопечных, особенно от них страдала молодёжь.
Надеждой и опорой для пастуха был длинный кожаный просмолённый кнут, висевший у него на плече. Рядом с кнутом находился всегда пастуший рожок, предмет гордости каждого пастуха, его каждый для себя делал сам, вкладывая в это дело всё своё умение, у каждого рожка был свой настрой, по которому подопечные узнавали его среди других звуков.
С кнутом пастух обращался с особой виртуозностью, издавая с его помощью, как из пистолета, мощные резкие хлопки, подобно выстрелам, вгоняя в трепет непослушных, осмелившихся отбиться от стада, получавших за это педагогическое воздействие по мягкому месту.
Для деревни тогда привычен был пейзаж с пасущимися по окраинам лесов стадами и неизменными их спутниками, пастухами, вселяющими в душу покой и равновесие, которое так и веяло от пастухов. Полюбили пастуха за лето и его подопечные, позабыв про жёсткий просмолённый кнут, да и пастух больше для острастки пускал его в дело.
Так в обоюдной любви и согласии проходило лето. Дни становились короче, ночи длиннее и холоднее. Не стало на лугах свежей и нежной зелени, иногда приходилось жевать и старую посохшую траву. Так скот незаметно привыкал к сену, как и мы к концентратам.
И все мы вместе ждём опять сначала весну с ручьями и подснежниками, крапивой, диким луком и щавелём, затем лето с его солнцем, комарами, ягодами, грибами и сенокосом, с летними тёплыми дождями, которые, как назло, шли, когда надо было сушить сено. Но всё равно, к сроку сеновалы заполнялись свежим ароматным сеном, напоминавшим нам зимой о тёплом лете, и дожди как-то уже не вспоминались.

Первый весенний выгон скота на пастбище, обычно приуроченный к Егорьеву дню. Сопровождался традиционными обрядами до восхода или на восходе солнца: троекратным обходом и ритуальным кормлением скота, одариванием пастуха, молитвами.

Первый выгон скота

Первый выгон скота - первый весенний выгон скота на пастбище, сопровождавшийся комплексом обрядовых действий, восходящих к архаическим представлениям о скоте и его роли в хозяйстве. Обрядность первого выгона состояла из нескольких этапов: обход скота хозяевами во дворе, ритуальное кормление скота, выгон скотины в стадо, обход стада пастухом, одаривание пастуха и трапеза пастухов и хозяев на выгоне. Основной целью ритуальных действий первого выгона было обеспечение сохранности скота в течение пастбищного сезона и получение от него прибыли и здорового приплода.

Повсеместно скот старались выгнать на подножный корм при первой возможности, так как к середине весны в крестьянском хозяйстве заканчивались запасы корма. Но для успеха пастбищного сезона первый выгон старались приурочить к особенной, ключевой дате земледельческого календаря (см. Кликание весны). Для русских на большинстве территорий такой датой стал день Егория Вешнего - 23 апреля / 6 мая (см. Егорьев день), который сохранял свое ритуальное значение даже в том случае, если, в зависимости от погодных условий, скот выгоняли до или после праздника.

В Верхнем и Среднем Поволжье, если к Егорьеву дню еще не появлялась из под снега трава, скот выгоняли на Макария (1 мая) или на Николу Вешнего (см. Николин день), но Егорьев день все равно отмечали как праздник пастухов. На Русском Севере и в Сибири, если не было возможности начать пастьбу с Егория и скот выгоняли на Николу, в Егорьев день устраивали символический выгон, с проведением всех основных обрядов; в некоторых местах, при этом, скот обязательно должен был провести в поле весь праздничный день. В Пинежском р-не Архангельской обл., при тех же обстоятельствах, в Егорьев день вместо обычных ритуалов выгона скота, дети обходили деревню с коровьими колокольчиками. Позвякивая колокольчиками, они обегали каждый дом, за что хозяева выносили им угощение. В случае ранней весны в южнорусской полосе скотину выпускали на луга в начале и середине апреля, но все равно в Егорьев день устраивали парадный выгон и проводили соответствующие ритуалы.

Некоторое исключение составляли отдельные районы Русского Севера, где из-за поздней или затяжной весны скот выгоняли пастись только в середине мая или в начале июня, а проведение ритуалов первого выгона было приурочено к майским или июньским праздникам. При этом различия в сроках выгона часто наблюдались даже в пределах одного региона. Так, в некоторых деревнях Белозерья (север Новгородской губ.) скот выгоняли на Николин день или на Вознесение, а их соседи делали это, "смотря по погоде", - в любой из дней мая - июня. В последнем случае в постные дни - среду и пятницу скотину выпускать "боялись", называли их "черными днями", также существовал строгий запрет выгонять скот в "крайние" дни недели - понедельник и субботу, хотя иногда именно суббота считалась благоприятным днем. Наиболее подходящими для начала пастьбы днями, по убеждению крестьян, были четверг и воскресенье, последнему отдавалось при этом явное предпочтение.

Как все действия магического характера, ритуалы первого выгона осуществлялись на восходе или до восхода солнца. В южнорусских губерниях ранний выгон скотины объясняли тем, что Св. Георгий, объезжающий рано утром поля, лучше бережет от зверей и болезней ту скотину, которую застанет в это время в поле. В соответствии с магией первого дня, определяющего весь дальнейший год, в день первого выгона, по убеждению крестьян, надо было опасаться сглаза и порчи, поэтому в Егорьев день запрещалось что-либо давать из дома. В народе рассказывали быличку об одной неразумной хозяйке, которая три года подряд в Егорьев день по просьбе соседки давала ей взаймы различные вещи, при этом каждый год на ее скотину нападали или дикие звери, или болезни, пока к концу третьего года в хозяйстве не осталось ни одного животного.

Одним из наиболее важных охранительных действий был обход скота во дворе хозяевами с магическими предметами и заклинанием. Часто он осмыслялся как "сдача" скота на попечение Святому Егорию. Так при обходе в Смоленской губ. хозяин приговаривал: "Святой Ягорий, батюшка, сдаем на руки Тябе свою скотинку и просим Тябя, сохрани ее от зверя лютого, от человека лихого".

Поднявшись раньше чем обычно, вся семья собиралась для молитвы прежде, чем отправиться в хлев. В Егорьев день молились особенно долго, произносили более длинные тексты воскресных молитв. Хозяйка накрывала стол белой праздничной скатертью, поверх которой клала хлеб и ставила полную солонку соли, хозяин зажигал перед иконами страстную или пасхальную свечу (см. Четверговая свеча и Христова свечка). Часто на стол ставили решето, наполненное предметами, с которыми затем обходили скот. Все усаживались за стол и, крестясь, молились, окончив молитву, вставали, и прежде, чем выйти из избы, молились стоя. После этого хозяин вынимал из божницы икону Св. Георгия и брал, стараясь не затушить, страстную свечу, хозяйка брала со стола хлеб с солью, и шли во двор обходить скотину.

В большинстве русских губерний троекратный обход совершался одним человеком - хозяином или хозяйкой; в некоторых западных губерниях в нем могли принимать участие все домашние. Обрядовую силу обходу придавали слова заговора. Обходя скотину, хозяйка приговаривала: "Господи, благослови! Выпущаю в чисто поле скотинку - животинку, в чистое поле, в зелено дуброво, под красно солнышко, под луну господню, под небесную колесницу. С восхода Царица Небесная заставляет золотым тыном с неба до земле; с полуден сам Господь становит тын серебряный; Микола Чудотворец с западу; Егорий победоносец с полуночной тын бронзовый. Прошу и молю, сохрани мою скотинку - животинку. Аминь!" (Агапкина Т. 1994. С. 106).

Предметам, которые обходчик нес в руках, также приписывалась сила оградить скот от разных напастей. Небольшие предметы помещали в решето, лукошко или миску, клали за пазуху, крупные несли в руках, волочили по земле, топор затыкали за пояс. В Псковской губ. хозяин при обходе брал в левую руку миску с ячменем, клал в нее несколько яиц, ставил икону, перед которой зажигал свечу, а в правую руку брал косу и волочил ее по земле. Очерчивание магического круга косой должно было обеспечить наибольшую защиту животным. С этой же целью могли использовать кнут. На северо-востоке Новгородской губ. в Белозерье в решето, которое нес хозяин, кроме обычных в этом случае иконы и хлеба, клали ложки, нож и поминанье - залог помощи со стороны умерших. В Костромская обл. к иконе, свече и хлебу, добавляли ладан и уголья. В западнорусских деревнях обязательным атрибутом обхода была яичница на сковороде, к которой иногда крепилась зажженная свеча.

Наиболее распространенными предметами, использовавшимися при обходе были хлеб, соль и яйцо (пасхальное или специально окрашенное для праздника в зеленый цвет). На севере Вологодской обл., где коров перед выгоном обходила хозяйка, в решето или лукошко клали хлеб, яйцо, иконку. Обходя скот, хозяйка легонько покачивала лукошко, стараясь, чтобы яйцо все время без остановки крутилось вокруг хлеба или иконки. Делалось это с приговором: "Как кругом яичко катается по решету, так бы скотинка кругом своей избушки знала и ходила домой, нигде не оставалась". В Новгородской губ. в решето клали не только полный круглый каравай с вырезанным в верхушке отверстием для четверговой соли, но и нарезанные ломти хлеба по числу животных.

Предметы, участвовавшие в обходе, использовали в дальнейших ритуальных действиях. Когда был завершен третий круг, по спине коровы проводили крест-накрест иконой, через спину трижды перебрасывали топор, ножом вырезали на земле по сторонам четыре креста, солью или зерном "обсыпали" животное, т.е. с четырех сторон перебрасывали через него горстями, яйца "крестом" (с четырех сторон) подкатывали под корову с приговором. Когда катили в первый говорили: "Иди у поле", - во второй: "Корм собирай", - в третий: "От хищников убегай", - и в четвертый: "А домой прибегай! (Разумовская Е.Н. 1994. С. 44). В народе эти действия осмыслялись как "благословение", которое сможет защитить корову от любой беды. В Псковской губ. зерно из решета, с которым обходили скотину, разбрасывали в хлеву, имитируя сев.

Хлеб, с которым совершался обход, хозяйка в некоторых случаях относила в церковь для причта (костромск.) или раздавала после обедни нищим (вологодск.), но чаще с ним осуществлялся немаловажный в структуре обрядности первого выгона и широко известный ритуал "закармливания" скота. В народном сознании хлеб наделялся способностью дать скоту силу и здоровье, обеспечить приплод, но в конце 19 в. в ритуале "закармливания" чаще видели средство привязать животных к дому или заставить их держаться вместе.

В некоторых локальных традициях хлеб, который скармливали скоту в Егорьев день, пекли в Чистый четверг. Так, на Русском Севере хозяйка рано утром в этот день замешивала и пекла специально для скота большой каравай, который в Егорьев день она разрезала его на куски по числу животных и скармливала им, посолив четверговой солью. В некоторых деревнях Архангельской и Вологодской губерний хозяйка, прежде чем приступить к замесу теста, отправлялась в хлев и брала у скота по клоку шерсти, ее она запекала в маленькие булочки, которые в день выгона размачивала и давала каждому животному с приговором. Использование шерсти магически увеличивало силу хлеба, обращало его благотворное магическое действие на конкретное животное, но очень часто шерсть запекали в хлеб с целью привязать скотину к дому.

Хлеб, скармливавшийся скоту, имел разную форму и название. На севере Новгородской обл. скоту в Егорьев день скармливали "колобок", который хранили с Чистого четверга или с Масленицы. Часто для закармливания использовали кусочек или верхушку пасхального кулича ("паски") или "жаворонка", испеченного в день Сорока мучеников (См. Сороки), лепешку из муки и воды - "перепеку", маленькие булочки - "шишки", выпеченные в Егорьев день. Во многих местах скот закармливали зерном. Наиболее часто с этой целью использовались зерна ржаного или овсяного снопа, сжатого последним (см. Дожиночный сноп, Чистый четверг, Покров Богородицы). В Московской обл. хозяйка насыпала в кадку овса и заставляла весь скот есть его вместе, в убеждении, что благодаря этому скотина будет держаться все лето вместе и не будет ходить по чужим дворам.

Широко были распространены магические словесные формулы - приговоры, с которыми закармливали скот. В Енисейской губ. хозяйки, прежде чем выпустить скотину со двора, кормили ее кусочками хлеба с солью из своего подола, приговаривая: "Как сажица от цела не отходит, так и от меня, рабы божией, буренушка (лошадушка) не отходит". В Тобольской и Олонецкой губ. хозяин утром раскладывал на печной заслонке кусочки хлеба, посоленные четверговой солью, а затем давал его скоту, приговаривая: "Как заслонка от пода не отстанет, так бы и моя христова скотинушка не отставала бы от моего двора; ходила бы в темных лесах, в зеленых лугах, а моего дома не забывала бы...".

Подобные приговоры сопровождали и следующий этап обрядности первого выгона - выгон скотины в стадо. Перед выгоном со двора осуществлялись магические действия, подкреплявшие обход, служившие дополнительным оберегом для скота. К числу охранительных действий относилось окропление всего двора и скота святой водой и закрещивание (прорисовка крестов). В северных губерниях Европейской России, а также в Сибири, на притолоке в хлеву и на лбах животных смолой, сажей или свечой чертили кресты.

Повсеместно скот со двора выгоняли освященной в Вербное воскресение вербой. Если обычно скотину просто выпроваживали за ворота, и она сама шла в стадо, в день первого выгона хозяйка сопровождала ее за околицу, ведя на веревке и подгоняя вербой. В некоторых деревнях, раскрыв ворота, хозяйка легонько ударяла корову лопатой, которой веяли зерно или с помощью которой сажали хлеб в печь, или кочергой - "клюшкой", через которую животное уже успело переступить. В Московской губ. при этом приговаривали: "Тели телок, тели телок!", делалось это для того, чтобы корова принесла телку. Крестьянки Сибири верили, что это поспособствует хорошему огулу животных и приплоду. В западнорусских деревнях выгонять скотину могли также первой пястью ржаных или пшеничных колосьев (сжатых первыми в прошлом году и хранившихся за иконами до дня выгона), которые считались целебными и чудодейственными. Значение данного ряда действий, связано с верой в магическое воздействие хлеба и предметов с ним связанных на плодородие животных.

При выгоне скотины за ворота следовало соблюдать определенные запреты, которые в разных местах широко варьировались. Так, было строго запрещено выгонять скотину сухой веткой или веткой без коры, прикасаться к скотине, подгонять ее, голой рукой. В Вологодской обл., выгоняя корову за ворота, хозяйка одевала рукавицу, из страха, что в обратном случае к ней обязательно пристанет болезнь. Распространенным был запрет для женщины выгонять корову босиком и с непокрытой головой.

Прежде чем проводить скот на улицу, во многих губерниях хозяева устанавливали над воротами икону св. Егория. Выгоняли скот со двора через предметы, которым приписывалось магические свойства и многие из которых до этого использовались при обходе: пояс, веревка, яйцо, замок, топор, коса, сковородник, клюка и т.д. Стремясь привязать животных к дому, их выпускали через сковородник, приговаривая: "Как сковородник от печки не отходит, так пусть бы скотина от двора не отходила". В Архангельской обл. хозяйка, положив через порог хлева коромысло и пояс, выпроваживала животных со словами: "Один конец на воле, другой - в доме, часу не часуйте, ночи не ночуйте, дом почитайте, хозяюшку знайте!" (Енговатова М.А. 1994. С. 51).

Наиболее распространенным предметом, употреблявшимся при выгоне, был пояс: тканый пояс хозяйки или ремень хозяина. Крестьянки верили, что пояс оградит скот от всех напастей, заставит его держаться своего двора: скотина не будет отходить от дома, как пояс от тела. На Русском Севере, чтобы усилить это качество пояса, хозяйка прежде чем постелить его в воротах, некоторое время носила его на голом теле. В некоторых местах считалось, что первые три дня пояс нельзя убирать, корова должна через него выходить и входить. Охранительная символика пояса перекликается с его значением в традиционном костюме, где он выступает как оберег, окружающий своего владельца, замыкающий магический круг. Для усиления этих качеств пояса во время выгона скота его часто запирали замком.

В народе считали, что замок придавал магическим действиям и приговорам большую силу, замыкал магическую ограду. В Смоленской губ. на землю под воротами клали обязательно замок с ключом, предварительно его заперев, чтобы пасть зверя была также крепко заперта, как запирается замок на ключ.

В воротах укладывались также разнообразные железные предметы: железо нельзя есть, поэтому хищные звери не тронут скотину. Под порог клали клещи, крюк, шейный крест, топор, нож. Топор или клещи оставляли лежать до осени, трогать их было нельзя, иначе звери могли напасть на скот. Над воротами, через которые выпускали животных часто укреплялась коса, "чтобы скотинку никто не потревожил летом". Подобное значение придавали разложенным на пороге камням, через которые должно было переступить животное.

На Русском Севере и в Сибири, где было принято обходить скот с набранными в лесу муравьями ("мурашами"), перед выгоном скота на улицу их рассыпали перед воротами и на деревянные петли ворот. Этот обычай объясняли следующим образом: "Как мураши собираются, так и скотина соберется, не пропадет". С охранительной целью у ворот зажигали можжевельник - верес. В некоторых деревнях Московской губ. хозяйки выставляли около ворот, через которые выгоняли скотину, ведра с водой, в которую опускали хмель и яйцо, и окропляли хмелем выгоняемый скот. В Смоленской губ. при выгоне скотины за ворота старшая в семье женщина, надев вывороченную шубу, становилась среди скота, и вырывала у какой-нибудь коровы или овцы клок шерсти. После эту шерсть запирали замком, чтобы волк не трогал скот.

Выгоняя скот со двора, хозяева обычно крестили его и благословляли: "Иди с Богом!", но часто выгон сопровождался произнесением более полной молитвы или магической формулой, заклинанием, которые широко варьировались даже в одной деревне, в народе говорили: "У каждой хозяйки свой приговор".

Так, в одной из деревень Андреапольского р-на Калининской обл. хозяйка, ударяя корову вербой, приговаривала: "Христос с тобой! Егорий Храбрый, прими мою животину на все полное лето и спаси ее!", а в других деревнях того же района: "Сполна выпускаю, сполна загоняю. Егорий Победоносец, спаси на год ее. В поле выпускаю, замком закрываю, чтобы зверь не приходил. Скот к вам отправляю, вы его сохраните. Косой корму косите и животину кормите" (Традиционные обряды и... 1985. С. 49). Защитниками коровы, к которым обращалась хозяйка, могли выступать леший, полевой или дворовой. "Царь лесной, царица лесная, малые детушки, возьмите мою Мальвинушку [кличка коровы] на летушку. Поите, кормите, домой водите!" - говорили на севере Вологодской обл. (подобный приговор хозяйка могла произносить и при обходе скотины во дворе) (Духовная культура. 1997. С. 256). А в Устюженском р-не Вологодской обл., выгоняя говорили: "Батюшка полевой, матушка полевая, и все ваши детушки, примите мою скотинку". Иногда в заговоре старались перечислить всех возможных покровителей: "Бог земной, царь морской, царь лесной, поите, кормите мою коровушку и домой гоните" (Духовная культура. 1997. С. 257). По убеждению крестьянок, подобные приговоры надо было обязательно произносить, чтобы скотинка ходила со стадом, не убегала и всегда домой возвращалась.

Во многих местах обязательным моментом обрядности первого выгона было освящение скота у часовни или церкви, окропление его святой водой после молебна с водосвятием, происходившее перед обходом стада пастухом. Собравшееся на улице стадо в полном составе гнали к церкви или часовне, где священник служил молебен, кропил скот, "святил" его наиболее почитаемой иконой, и только после этого его выгоняли за околицу. Часто молебен над стадом служился прямо на выгоне перед пастушеским обходом. В некоторых местах для проведения такого молебна в поле выносили стол, устанавливали на него икону и клали хлеб - соль. Молебен о благополучии стада мог предшествовать обрядовому обходу. Рано утром в церкви его заказывал сам пастух, после того как служба в церкви заканчивалась, он, проходя по деревне, останавливался у каждого двора, трубил в рожок, давая сигнал хозяевам выгонять скотину. В Костромской обл. пастух после молебна нес на пастбище освященную воду, которой священник кропил скот, обходя вокруг стада. В Тульской губ. скот перед выгоном в поле кропили на деревенской улице у колодцев, рядом с которыми было принято устраивать егорьевские молебны. В некоторых местах обход распадался на три части: сначала служился молебен, затем пастух обходил стадо с иконой Егория, после чего священник, стоя у ворот за околицу, в которые пастух втыкал топор, кропил прогоняемых мимо животных.

В Саратовской губ. обход стада в целом приобрел церковные черты. Хозяева пригоняли скот рано утром к церкви, когда вся скотина была в сборе, священник служил молебен с водосвятием, после которого обходил стадо крестным ходом с образами и хоругвями под пение молитв, окропляя животных святой водой. После этого все необходимые обряды считались выполненными.

Наиболее важным ритуалом в обрядности первого выгона скота был обход стада пастухом. Почти повсеместно за околицей в поле пастух, один или в сопровождении священника и подпасков, трижды обходил стадо с магическими предметами и молитвой. С крестьянской точки зрения особую значимость и действенность ритуалу придавало пастушеское "знание", выражавшееся не только в практических навыках, но и в колдовской силе, посреднической связи с лешим.

Комплекс пастушеских обрядово-магических действий, атрибутов и слов, хранившийся в строгой тайне, на Русском Севере известен под названием "обход" или "отпуск". Термин "отпуск" в основном был распространен на территории Архангельской и Олонецкой губерний, "обход" - в Новгородской, С.-Петербургской и Вологодской губерниях. При тождественности понятий, в узком смысле слова термином "отпуск" определялись слова заговора и бумага, на которой они были записаны, а термин "обход" означал любой предмет, над которым знающим человеком был произнесен заговор.

"Отпуск" ("спуск", "оберег", "слово") хранился в рукописном виде и был иногда очень длинным. Пастух во время обхода читал его по бумажке или произносил по памяти, если же был неграмотным, обходил стадо молча, обязательно имея при себе рукописный текст. В редких случаях для проведения обхода приглашали другого человека - грамотного, прежде всего священника, который обходя скот, кропил его святой водой и читал вместо христианских молитв пастушеский "отпуск". После обряда пастух должен был очистить "оберег" от пребывания в чужих руках: он обязательно кропил его святой водой. Затем книжечка или бумажка с заговором тщательно пряталась от посторонних глаз в фуражке или в пастушьей трубе, за иконами, часто ее зарывали или прятали в дупле дерева в лесу. Во многих местах знание текста заговора было обязательным условием при найме пастуха, а владение рукописным отпуском повышало его статус. В Вологодской губ. только пастух, владевший "рукописью", признавался "знающим". В тех районах Русского Севера, где скотина проводила лето на свободном выпасе - без пастуха, для проведения ритуала первого выгона все равно приглашали "кружевников" - старых пастухов, которые, читая "отпуск", обходили скот по очереди в разных деревнях.

По народным представлениям, "отпуск" или "обход" мог быть двух видов: "божественный" и "от леса". Первый представлял собой молитву, обращенную к Богу и святым, и связывал пастуха с вышними силами, второй являлся заговором и осмыслялся как договор с лешим, в котором определялись границы пастьбы и оговаривались запреты, налагавшиеся на пастуха. Как "божественный отпуск", так и "отпуск от леса" передавался пастуху колдуном или старым пастухом. Получив тетрадь с описанными в ней запретами и запомнив советы колдуна, пастух отправлялся за "лесным отпуском" в лес. Забравшись поглубже в чащу, пастух читал или перечислял по памяти запреты и свои обязательства, спрашивал у лешего, в какое поле и как гнать скотину, а затем срывал три березовые ветки, с которыми в последствии обходил стадо. Ветки, которые также назывались "отпуском", являлись символом договора; после обхода их на веревке привязывали в ручей, придавив ко дну камнем, чтобы не унесла вода.

Подобный договор можно было заключить с лешим на любой предмет или личную вещь пастуха. Среди предметов, использовавшихся пастухом при обходе, были те же, что использовались хозяевами: икона св. Егория, освященная верба, яйцо, хлеб, крест, зажженная лучина или свеча, замок с ключом, нож, топор и т.п. К ним добавлялись атрибуты пастушеской деятельности: посох, "погонялка", кнут, барабанка или рожок - труба, а также предметы, специально изготовленные пастухом или колдуном в качестве "обхода": бумажка с молитвой, воск с закатанной в него шерстью животных, хлебный шарик, моток бересты, бутылочка с водой, ветки или выструганные палочки и т.п. В отличие от словесного приговора, повторявшегося из года в год, "обход" на предмет необходимо было каждый сезон брать заново. Чтобы взять его, пастух шел к колдуну, тот трижды читал полный заговор - "отпуск" или "обход" над любым из перечисленных предметов. Из него колдун сообщал пастуху только необходимую для проведения ритуала часть и сведения о запретах, полный текст "обхода" чаще не был известен пастуху. Знание его считалось колдовством и могло быть передано владельцем только перед смертью. При этом даже "знающий" пастух, продолжавший пасти, не имел права заговаривать предметы для себя сам и должен был обращаться к колдуну.

Крестьяне верили, что без "обхода" / "отпуска" коровы пастуха не будут слушаться, начнут расходиться, блуждать по лесу. Это же могло произойти, если "обход" переставал действовать, будучи обнаружен кем-нибудь в лесу. От сохранности "обхода" зависела судьба стада. По народным представлениям, если кто-либо случайно или специально уничтожал спрятанный пастухом предмет, надо было ожидать различных несчастий: у коров могло пропасть молоко, они могли одна за другой погибнуть. Если пастух замечал, что "обход" потревожен, он часто отказывался пасти, снимал с себя ответственность за стадо. Спасти ситуацию мог новый "обход", который разрешалось брать только в Ильин день.

Чтобы не нарушить договора с лешим, сам пастух также не имел право перемещать заговоренный предмет. Если "отпуск"-заговор был взят на коровий колокольчик, его нельзя было снимать с шеи коровы без риска быть наказанным хозяином леса. Один или несколько замков, брошенных в лесу, знаменовали границу, за которую пастух не смел перегонять стадо или заходить сам. Иногда наоборот замок становился непреодолимой преградой для лесных жителей: его зарывали в прогоне, для того, чтобы хищные звери не смогли войти в деревню. Когда колдун наговаривал заговор на какую-либо вещь пастуха, ее пропажа или повреждение сказывалась на владельце. Так, если пастух не находил на условленном месте спрятанный в лесу посох, крестьяне верили, что он вскоре заболеет или умрет.

Благодаря заговоренному предмету, пастух управлял стадом. Коровы непременно слушались наигрышей заговоренного рожка; если нашептано было на ремень, пастуху было достаточно расстегнуть его, что бы коровы разошлись по пастбищу и затянуть туже, когда требовалось собрать стадо. По мнению крестьян, если на поляну, где пас стадо пастух с заговоренным ремнем, заходил медведь, то он видел не коров, а камни или кочки, а коровы при этом вовсе не видели зверя. Считалось, что знающему пастуху самому и пасти не надо, за него это делает "обход" или леший. Пастух спит весь день на пастбище, а коровы не расходятся, пасутся вместе и по первому сигналу идут по домам. В быличках рассказывали, что один пастух, заключивший договор с лешим, целый день проводил дома, спал на печи, а леший в его обличье ходил за коровами, заботился о них, выгонял их в поле и приводил домой. Удой и плодовитость коров, по убеждению крестьян, в прямую зависели от места, в котором хранился заговоренный предмет: влажное, сырое - хороший удой; сухое - коровы будут давать мало молока. По этой причине в начале сезона "обход" - ветки опускали в ручей, а бутылочку с наговоренной водой на веревке спускали в колодец.

Особое значение в сохранении силы "обхода" и целостности договора с лешим имело соблюдение пастухом поведенческих запретов: не стричься, не бриться, не пить спиртного, не жить с женой, не собирать грибов и ягод, не ловить рыбу, не убивать кротов, не копать землю, не перелезать через изгороди и т.д. У каждого пастуха был свой набор запрещенных действий, оговоренный "отпуском". Гарантом соблюдения предписаний выступал леший.

В народе верили, что каждый "отпуск" и вина за его нарушение берется на чью-то голову: на скотину или на самого пастуха.

Архангельские крестьяне говорили, что, если отпуск на скотину взят, корову или медведь съест, или леший в чащу погонит, или она "на рога встанет", т.е. свернет себе шею, зацепившись рогом о землю - все равно "животина сгинет". В отместку за "провинность" леший выбирал самую лучшую корову, непременно черной масти, без единого белого пятнышка. В народе рассказывали множество поучительных историй на эту тему. Один пастух, несмотря на запрет, наловил 13 рыб, так на следующий день в его стаде 13 коров задрал медведь. Другой занес в избу хомут, а по отпуску этого нельзя было делать, его корова перестала слушаться хозяина. Третьему нельзя было копать, потому что он мог нечаянно задавить жука или лягушку, а он накопал три мешка картошки, в первый же выгон после этого, леший погубил трех коров: одна запуталась в ограждении и задохнулась, две другие на рога встали.

Если же "отпуск" был взял на пастуха, нарушив запрет, он вовсе отказывался пасти, говорил, что ему нельзя. В Архангельской и Вологодской областях крестьяне верили, что такого пастуха мог до смерти "захлестать лес". Стоило "проштрафившемуся" войти в лес, как тот начинал шуметь и хлестать его ветвями. При этом самым малым наказанием для пастуха могла быть потеря глаза. Рассказывали, что одного пастуха, "испортившего отпуск", леший забил дубиной до смерти, его нашли в лесу мертвым и похоронили не на общем кладбище, а отдельно у реки. Другой молодой пастух дал знакомому поиграть на заговоренном рожке, и вскоре после этого его нашли в лесу со свернутой шеей, по словам односельчан "ему леший голову отвернул" (Рейли М.В. 1989. С. 189-191).

В день первого выгона пастух приходил в поле последним, когда там уже собралась вся скотина, т. к., если хоть одно животное не попадет в обход, он считался не действительным или за эту скотину пастух уже не отвечал. По мнению крестьян, обход надо было совершать со всей серьезностью, соблюдая всех предписанные традицией детали. За халатное отношение пастуха ожидала кара: волк мог съесть его корову на следующий день после обхода. В Архангельской губ. пастух, придя на пастбище, в первую очередь разводил костер около забора, его огораживавшего, на котором жег наломанные тут же верес и вербы, которыми хозяева пригнали скотину. После этого он вешал на грудь икону и, запасшись "отпуском", трижды обходил стадо, произнося про себя "слова", останавливаясь каждый раз по 4 сторонам света и кланяясь.

Во деревнях среднерусской полосы осуществлялся сходный обход, с небольшими отличиями. Например, в Костромской губ. рано утром кроме хозяек скота в поле приходили несколько человек с ружьями - "бойцы". Пастух трижды обходил вокруг стада против часовой стрелки, против солнца, которое как считалось, отталкивает все дурное, помогает заговору. В руках он нес решето с житом, образом св. Георгия, замком с ключом и обкоском (обломком косы). Подойдя к тому месту, откуда начал обход, он останавливался, крестился, крестил стадо решетом и иконой и читал про себя заговор: "Господи, благослови меня, Василия раба, обнеси моих животов. Не я обношу, а прошу Бога Иисуса Христа, Николая Чудотворца и Егория Победоносца. Святые мои апостолы, обнясите моих милых животов, обнясите их железным тыном, обтяните из медной проволокой, покройте пеленой святой, нетленной ризой... Спаси, Господи, от огня, от воды, от лютого зверя, от ползучего змея и от волшебных стихов, чтобы лютый зверь не видел бы своим зорким глазом, не слышал бы своим чутким ухом реву коровьего, блею овечьего и боялся бы голосу человечьего. Аминь!" (Традиционные обряды и... 1985. С. 45-46). Вслух произносилось только слово "аминь!", заслышав которое, мужчины стреляли из ружей. После завершения третьего круга пастух садился на землю, все присутствующие начинали молиться, а хозяйки подкатывали к нему крашеные яйца.

В Поречском и Кадниковском уездах Смоленской губ. обход включал в себя два этапа. Сначала на деревенской улице пастух обходил все стадо с иконой Николая Чудотворца, приговаривая: "О, святой Никола - батюшка, сдаю на поруки все стадо и прошу тебя сохрани его от зверя лютого". После этого хозяева выгоняли скот в поле. Там хозяйки в благодарность за труды одаривали пастуха и подпасков салом и яйцами, из которых они тут же на костре приготовляли яичницу. Как только она была готова, пастух расставлял подпасков вокруг стада и назначал каждому свою роль: кому-нибудь приказывал быть "зайцем", второму - "слепым", третьему - "хромым", четвертому - "замком", а последнему - "колодой". Затем, взяв яичницу, пастух подходил к "зайцу" и спрашивал: "Заяц-заяц, горька ли осина?" - "Горка". - "Дай, Бог, чтоб и наша скотинка для зверя была горька". Переходя к "слепому", спрашивал: "Слепой-слепой, видишь ли?" - "Не вижу". - "Дай, Бог, чтоб и нашу скотинку не видела зверина". Далее по кругу стоял "хромой": "Хромой-хромой, дойдешь ли?" - "Не дойду". - "Дай Бог, чтоб и зверина не дошла до нашей скотины". У следующего начинался тот же разговор: "Замок-замок, разомкнешься ли?" - "Не разомкнусь". - "Дай Бог, чтобы у зверя не разомкнулись зубы на наш скот". Завершал пастух круг около "колоды": "Колода-колода, повернешься ли?" - "Не повернусь". - "Дай Бог, чтобы и зверь не повернулся к нашей скотинке". Таким образом пастух обходил стадо трижды, после чего все садились около костра и съедали яичницу. (Добровольский В. 1908. С. 150). Аналогичный обычай бытовал у белорусов Могилевской губ.

В западнорусских деревнях в конце 20 в. скот на поле обходили сами хозяева, которые, собиравшись вместе на выгоне, сначала жарили яичницу, а затем под пение песен друг за другом в ряд трижды посолонь обходили скотину. Каждый из обходчиков, называвшихся здесь "волочебниками", нес в руках какой-нибудь из предметов, имевших символическое значение в ритуале, среди них обязательно была большая сковорода с яичницей. Обычай обхода скота в этой местности тесно переплелся с волочебным обходом: каждый их трех кругов начинался пением пасхального тропаря "Христос воскрес из мертвых", после чего исполнялась песня "Ишли - бряли волочебники". Закончив обход, хозяева стелили на земле скатерть и пировали в складчину, распевая весенние (например, "Весна красна, что ты нам принесла" (см. Заклички)) и "ягорьские" песни.

Пастухов за обход надо было обязательно отблагодарить, почествовать. Это являлось обязанностью хозяек, которые празднично одетые с узелками с провизией в руках отправлялись за скотом в поле. Пастуха одаривали яйцами, пирогами, мясом, сладостями, выпивкой и деньгами. Пастух часто выставлял на выгоне две корзины, куда полагалось складывать приношения. Принесенной с собой снедью и выпивкой женщины также угощали друг друга после обхода ("поминали"). Пока пастух обходил стадо, они стояли на краю поля и пели Христа (Пение Христа), а как только обход был завершен усаживались вместе с пастухом за трапезу. С одной стороны, хозяева хотели подарками расположить пастуха к себе и к своей скотине, а с другой - дары имели магическое значение. В Демянском р-не Новгородской обл. пастух, сложив угощения и деньги на большое блюдо, обращался к Егорию, символически отдавая (жертвуя) ему приношения:
"Дарую тебе хлеб-соль
И златы серебры,
Храни мою животинушку,
Во поле, во зеленом дубровье.
Сохрани ее от змея ползучего,
От медведя могучего,
От волка бегучего.
Поставь до самой небы изгородочку,
Штобы было не перелезти,
Не перешагнуть через нее..."
(Соколова В.К. 1979. С. 165)

В некоторых местах из собранного пастухами угощения ими устраивалась пирушка, имевшая характер профессионального праздника.

Возвращаясь с поля домой, хозяева обязательно приплясывали, "топтали росу", "юровали", объясняя это: "прыгаем, скачем на поле, чтоб коровы с быками так плясали" или "чтоб хорошая трава скорее выросла" (Разумовская Е.Н. 1994. С. 43).

материал подготовлен
Холодная Вера Георгиевна